Князь советский - Страница 88

Жалованья у него не было, долги росли, и дело вполне могло кончиться распродажей картин и икон, вывезенных из России. Сама мысль об этом была для Зайберта непереносимой. Собственно, поэтому он и пошел на тайную сделку с ОГПУ – в его ситуации это был единственный выход. Однако Оскар Рейх не приехал в Берлин и не дал ему обещанных денег.

Последней надеждой Зайберта было сенсационное интервью с Хильдой Шульц, вырвавшейся из лап советских сатрапов, но и тут ему не повезло: вместо героической немецкой женщины Клим прислал русскую дамочку по имени Нина Купина, которая ни слова не знала по-немецки.

– Вы привезли с собой деньги на фрахт парохода? – в тревоге спросил Зайберт. Он мог бы занять из них небольшую сумму на покрытие долгов.

– Деньги у Элькина, – с милой улыбкой сообщила Нина. – Вы ведь, кажется, знакомы с ним? Он должен приехать в Берлин на днях, и нам надо будет его встретить.

Зайберт смотрел на нее, как на ненормальную. Если бы ей самой дали такую крупную сумму, она что – вернула бы ее хозяевам?

– Боюсь, ваш Элькин уже пьет коктейли на Лазурном берегу, – мрачно сказал Зайберт.

Про таких, как Клим и его подружка, Лизхен говорила следующее: «Дурака пошлешь, за ним сам пойдешь».

– Элькин – честный человек… – начала оправдываться Нина, но Зайберт ее перебил:

– Вам есть где остановиться?

– Нет. Я первый раз в Берлине и еще не…

– Ладно, поедем ко мне, – вздохнул Зайберт, а про себя подумал, что оторвет Климу голову, когда тот приедет. Это ж надо было так бездарно все организовать!

Глава 33. Праздник

1.

7 ноября Алов должен был идти на демонстрацию, но ему с самого утра нездоровилось.

– Все-таки твоя жена спуталась с Баблояном! – сообщил ему Валахов, когда Дуня ушла за водой для чайника. – Говорил я тебе, что все актрисульки – шлюхи? Говорил. А теперь поздно рыдать в пижаму.

Алов застыл посреди комнаты, тараща глаза и вздрагивая всем телом.

Некоторое время Валахов наблюдал за ним.

– Да не нервничай ты так! – сказал он добродушно. – Баблоян женщин не отбивает. Куда ему столько? Поиграет и бросит. А тебе, может, какая поблажка выйдет.

Он накинул на плечи шинель и направился к двери.

– Ну, увидимся на демонстрации!

Вернулась Дуня.

– Что у тебя с Баблояном? – проговорил Алов, лязгая зубами, как старый пес.

Она схватила его за плечи.

– О, господи, опять приступ! Да ты сядь! Сядь!

Алов хотел ударить ее, но сил не осталось, и его кулак лишь слегка задел ее по щеке.

– Совсем сдурел? – взвизгнула Дуня, хватаясь за скулу. – Мне ж сегодня выступать!

– Я тебе покажу выступления! – прохрипел Алов и исступленно закашлялся.

Ругаясь на чем свет стоит, Дуня дотащила его до кровати.

– Ложись, скотина! Ложись, кому сказано!

Кашель выворачивал Алова чуть ли не до рвоты. Он долго бился в судорогах, а потом не выдержал и разрыдался – от унижения, от слабости и от страха, что Дуня возьмет и бросит его.

Она села рядом с ним и зажала ладони между коленками.

– У меня с Баблояном ничего нет и не может быть. Девочки мне говорили, что он в молодости перенес венерическую болезнь и стал импотентом, и теперь даже с женой не спит. Думаешь, почему он все время трется между женщинами? Он все надеется, что ему кто-то поможет. Алов буквально погибал от ее слов. «Актрисы… сучки… как вы смеете даже обсуждать такие вещи!»

– Ему понравилось, как я танцую, и он обещал устроить меня на киностудию «Межрабпромфильм», – добавила Дуня.

– Я запрещаю! – взвыл Алов. – Не смей позорить меня!

Дуня сузила глаза.

– А ты меня не позоришь? Мне стыдно признаться, что мой муж чекист! От меня сразу все шарахаются, как от зачумленной.

Дуня подошла к зеркалу и придирчиво осмотрела лицо – не появился ли синяк.

– У, негодяй! – погрозила она Алову кулаком. – Только замахнись еще раз, я тебе утюгом по башке съезжу! Хоть бы тебя уволили с этой поганой службы – может, наконец человеком станешь!

Она ушла, изо всех сил хлопнув дверью, а Алов еще долго не мог собраться с силами и встать с кровати.

По дороге на Красную площадь ему стало совсем плохо и, решив не идти на демонстрацию, Алов отправился к себе на Лубянку.

2.

Войдя в кабинет, он составил вместе три стула и завалился спать. Но сон не принес ему облегчения: Алова то и дело сотрясали приступы кашля, к которым добавилась страшная мигрень. Он чувствовал себя так, будто внутри его черепа катался металлический шар.

В кармане у Алова лежала датская таблетка, завернутая в бумажку, – она могла ненадолго прекратить его страдания. Жарков в свое время привез Алову целую упаковку, и тот растягивал ее как мог – в последнее время в аптеках Мосздравотдела с лекарствами было совсем туго.

Принять таблетку или на всякий случай сохранить ее до чистки?

Выкурив две папиросы подряд, Алов взялся за корреспонденцию. Дурацкие письма, отчеты, ерунда всякая… Последним шел вскрытый конверт из Минска, на котором рукой Драхенблюта было написано: «Срочно разберись!»

Это был протокол допроса некоего Элькина. Тот пытался пересечь государственную границу СССР, но проводник оглушил его и ограбил, а утром перебежчика обнаружил пограничник Заколкин и его служебная собака Лютик.

Нарушителя направили в минское ОГПУ, и во время допроса выяснилось такое, что белорусы тут же связались с Москвой.

Элькин утверждал, что за границу его отправил бывший белогвардеец Клим Рогов, который притворяется корреспондентом «Юнайтед Пресс», а на самом деле работает на китайскую разведку. Ниже приводился рассказ о том, как тот осуществлял шпионскую и вредительскую деятельность на территории Советского Союза.