Галя поблагодарила его и заторопилась прочь. Дело было сделано и теперь надо было прочесть молитву «На присушку». Только где именно? Колокольный звон в последнее время звучал все реже и реже: многие храмы закрывались, а настоятели действующих церквей старались не привлекать к себе внимание.
Обогнув Кремль, Галя пошла вдоль набережной. Вдали в закатном солнце золотился купол Храма Христа Спасителя. Там должны были звонить в колокола – ведь на такой великий храм никто не покусится.
Галя брела навстречу сияющему куполу, как навстречу смерти. Пусть будет ад и вечные мучения, лишь бы Клим полюбил ее!
Над рекой раздался протяжный гул колокола. Вот оно – надо решаться! Галя достала из сумки бумажку, в которую была завернута карточка… и обомлела.
Она нечаянно отдала Ибрагиму фотографию Клима и оставила себе портрет Нины Купиной.
Галя встретилась с Зайбертом под светящимися часами на площади Старых Триумфальных Ворот. Шел мелкий дождь, и Зайберт раскрыл над ней огромный английский зонт.
– Не стесняйтесь и берите меня под руку. Ах, милочка, у вас прекрасные духи!
Духов у Гали отродясь не было, и единственное, чем от нее могло пахнуть, – это тушеной капустой, которую она приготовила себе на ужин.
– Вы когда-нибудь были в казино? Нет? Ну-у, так нельзя! – протянул Зайберт. – Пока дают, надо брать от жизни все. Тем боле что игорные заведения закроются со дня на день – как пережиток буржуазного общества.
Они вошли в ярко освещенное здание без вывески. В некогда роскошном, но обшарпанном вестибюле стоял запах мокрой пыли; наверх вела истоптанная лестница, а с потолка свисала тусклая люстра с рваными хрустальными нитями.
– Товарищи молодые люди, ну куда вы претесь на ковры в калошах? – закричал седоусый швейцар.
Зайберт сделал непонимающее лицо и принялся что-то нести по-немецки.
– Иностранец… – с отвращением протянул швейцар, но приставать больше не стал.
Зал на втором этаже был увешан зеркалами и политическими плакатами. Вокруг столов, где играли в рулетку и железку, толпились мужчины, одетые в мятые двубортные костюмы и модные узконосые полуботинки.
– Это кто – нэпманы? – шепотом спросила Галя.
Зайберт покачал головой.
– Сюда в основном ходят иностранцы, проворовавшиеся кассиры и романтики, верующие в удачу.
Женщин было мало, и, как показалось Гале, все они пришли не играть, а подыскивать клиентов на ночь.
«Господи, какой ужас!» – думала она и приободрилась, только заметив старушек в поношенных шелковых платьях и старомодных шляпах. Они сидели за отдельным столом и увлеченно играли в преферанс – вернее, в «прежние времена». Как объяснил Зайберт, старухи пользовались помещением казино как клубом, и не приносили ему ни копейки. Но администрация их терпела – они были местной достопримечательностью.
Проходя мимо столов, Галя заметила, что все посетители казино играют картами производства Союза Безбожников: короли – священники и чудотворцы, дамы – лукавые монашки, валеты – дьячки с пьяными рожами.
Зайберт подвел Галю к столу с рулеткой, вокруг которого толпились раскрасневшиеся молодые люди.
– Привет капиталистической акуле! – загалдели они, увидев Зайберта. – Вы опять с дамочкой?
– А вам опять жалованье не выплатили?
Зайберт объяснил Гале, что эти юноши работают в акционерном обществе «Радиопередача» и занимаются производством программ для радио. Раньше у них выходили прекрасные лекции вроде «Когда прекратится жизнь на Земле» или «Внушение и гипноз в мире преступности», но, к несчастью, они стали так популярны, что государство наложило на них лапу. Теперь «Радиопередача» занималась не просвещением, а пропагандой, половина коллектива разбежалась, а оставшиеся работники месяцами не получали жалование.
Молодые люди скинулись деньгами, чтобы купить фишек.
– Это они так себе на ужин зарабатывают, – сказал Зайберт. – Если сумеют выиграть, значит, поедят, а не сумеют – худеть будут.
– Долой буржуазные ценности! – отозвался высокий парень с заляпанными чернилами манжетами.
В ответ Зайберт состроил постную мину и принялся изображать радиоведущего:
– «Сегодня мы расскажем вам о Празднике Коня на машинно-тракторной станции. В нем приняли участие семьсот лошадей, в том числе и товарищ Калинин». Я б вам тоже не платил за такое безобразие.
Сотрудники «Радиопередачи» только расхохотались.
Галя вспомнила рассказы Клима о театральных труппах, киноателье и союзах художников. Везде происходило одно и то же: чиновники вмешивались в сферу творчества, думая, что они лучше знают, «как надо», артисты волей-неволей подчинялись новым правилам, но выполняли приказы без души, и после небывалого взлета молодое советское искусство повсеместно скатилось до уровня халтуры.
– Товарищи, делайте вашу игру! – проговорил крупье.
Зайберт сунул Гале стопку фишек.
– Новичкам всегда везет. Ставьте на любую цифру!
Галя нерешительно положила фишку на прямоугольник с восьмеркой.
– Мерси. Ставок больше нет, – объявил крупье.
Галя недаром считала себя невезучей: за полчаса она не выиграла ни копейки. Впрочем, она не ощущала ни азарта, ни даже мстительного удовлетворения от проигрыша. Единственное, чего ей хотелось, – это пойти домой, но ее «кавалер» явно рассчитывал на романтический вечер.
«Какой же ты все-таки мерзавец! – думала Галя. – Ведь Клим – твой друг, и ты знаешь, что у нас с ним отношения! Зачем же надо так мелко пакостить?»