Клим вспомнил храм, в котором они венчались с Ниной.
– Георгиевскую церковь тоже снесут… Этим мерзавцам плевать на историю и традиции – они не ведают что творят.
– Так ты из Нижнего Новгорода? – удивилась Галя. – А говорил, что из Москвы.
Клим чертыхнулся про себя: надо же было так опростоволоситься! Ведь он зарекался: при Гале – никаких воспоминаний о прошлом!
– Я бывал в Нижнем Новгороде… Давно еще, в детстве, – отозвался он и поспешно сменил тему: – Все-таки мне кажется, что пожары и аварии на Донбассе возникали не из-за вредителей, а из-за банального износа оборудования и несоблюдения техники безопасности на шахтах. Ведь это повсеместное явление в СССР!
Клим хотел вызвать Галю на спор – чтобы отвлечь ее от мыслей о его оговорке, но вопреки обыкновению та не поддержала разговора.
– У меня суп на плите варится, – произнесла она, не поднимая глаз, и ушла в кухню.
Нина давно могла уйти от Оскара – граф Белов больше месяца назад принес ей письмо от Элькина. У нее были деньги – она тайком продала шубу, кольцо и несколько дорогих подарков, полученных от Рейха; но, уезжая из Москвы, Нина лишала себя всякой надежды на примирение с Климом.
Она сама не знала, на что рассчитывает, – разве что на случайную встречу: именно поэтому она ходила с Оскаром на парадные обеды и ужины – ведь туда часто приглашали иностранных журналистов.
Встреча с Климом действительно состоялась, но известие о болезни Китти настолько напугало Нину, что она позабыла и о гордости, и о страхах, и о всех отрепетированных фразах, которые она собиралась произнести.
Ее трясло от возмущения и ненависти к Гале: она была уверена, что эта недотепа не доглядела за ребенком и запустила его.
Взяв дела в свои руки, Нина в два дня раздобыла билеты до Феодосии. А Галя, судя по всему, не могла и билета в баню достать!
Судьба давала Нине и Климу верный шанс: им надо было уехать на край света и забыть о прежних невзгодах.
«Он должен прийти на вокзал! – говорила она себе и тут же хваталась за сердце. – А что, если он откажется?»
В день, когда состоялось последнее заседание по Шахтинскому делу, Нина несколько раз порывалась позвонить Климу и узнать, что он решил, но так и не осмелилась назвать телефонистке заветный номер.
Ей казалось, что слово «приговор» звучит отовсюду: из репродукторов на улице, из уст торговцев и извозчиков. Чтобы отвлечься от дурных мыслей, Нина пошла в кинотеатр, но и там перед сеансами крутили ролик на злобу дня: суд приговорил одиннадцать человек к расстрелу, а остальные обвиняемые получили длительные сроки в лагерях.
Председатель Верховного суда беззвучно зачитывал приговор, пианист играл торжественный марш, а зрители, сидевшие справа и слева от Нины, говорили:
– Вот и правильно!
Вечером к Нине пришел Ефим: Оскар поручил ему приглядывать за ней, пока он будет в отъезде.
– Слышали про приговор? Немцев-то все-таки отпустили – Оскар обменял их на контракт по шпалам. А русские не нужны ни своему правительству, ни своему народу.
Нина закрыла лицо ладонями: она тоже чувствовала себя абсолютно ненужной.
Нина явилась на вокзал раньше времени и медленно пошла по пустой платформе ко второму вагону. Она уведомила Элькина, что приедет вместе с Климом и Китти, но уже совершенно не верила в успех своего предприятия.
Как быть, если Клим не придет? Отправиться в Крым одной? О, господи, только не это!
– Мамочка! – вдруг раздался восторженный детский голос. – Папа, я нашла нашу маму!
Китти, наряженная в смешной розовый сарафан с рюшками, подбежала к Нине и обхватила ее за ноги.
От нахлынувшего счастья и облегчения Нина не помнила, что говорила. У нее тряслись руки, она целовала Китти, ахала и прижимала ее к себе.
– Как же ты выросла!
Казалось невероятным, что дочка узнала ее после столь долгой разлуки.
– Привет, – проговорил Клим, подойдя к ним.
В руках у него был маленький чемодан, оклеенный цветочками, вырезанными из открыток.
Нина подняла на него счастливый взгляд.
– Господи, как я рада! А где твои вещи?
– Я не еду с вами.
У нее остановилось сердце.
– Почему?!
Клим достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул его Нине:
– Вот, получил вчера вечером.
Она пробежалась глазами по отпечатанному через копирку тексту:
– Это маленькая месть Отдела печати, – усмехнулся Клим. – Вайнштейн знал, что я собрался ехать на юг, и нарочно отправил меня на север.
– Но почему ты не отказался?! – воскликнула Нина. – Ты не обязан ехать!
– Мое начальство считает, что полярная экспедиция – это огромная удача: ведь обычно Советы не пускают на север иностранных журналистов. Ты сможешь присмотреть за Китти, пока я буду в отъезде?
– Да, конечно.
– Когда ты вернешься домой?
– Я ушла от Рейха, так что мне некуда возвращаться.
Нина была уверена, что Клим обрадуется ее известию, но вместо этого он притянул к себе ребенка, будто она сообщила, что собирается его украсть.
– Пообещай, что ты не заберешь у меня Китти!
Нина смотрела на него непонимающим взглядом.
– Да с чего ты взял?..
– Ну, мало ли. Твой Оскар не потерпел бы в доме цветную девочку, а теперь ты свободная женщина и можешь делать все, что взбредет в голову.
Клим словно не замечал, насколько оскорбительны были его слова. Он не верил в Нинины добрые намерения и просил ее не быть большей мерзавкой, чем обычно.