Князь советский - Страница 55

– Куда именно ты хочешь отвезти Китти? – спросила она.

– Куда будут билеты, туда и поедем.

– То есть, билетов еще нет?

Нина хотела что-то добавить, но на балконе вновь показался Оскар.

– Ну вот – сама позвала меня и сама тут застряла!

– Ладно, еще увидимся… – проговорила Нина и ушла, оставив Клима в обществе каменной химеры.

Он покосился на скорчившееся на постаменте чудище: голова львицы, вдоль хребта – гребень, тело вообще ни на что не похоже… Химера – химера и есть: дурная фантазия, сочетание несочетаемого. Именно в это превратилась его любовь.

4.

Иностранные журналисты чуть ли не в полном составе явились на очередное судебное заседание – всем хотелось узнать, чем закончится допрос Скорутто.

Судья вызвал его к микрофону, и тот ровным и тихим голосом сказал, что полностью признает свою вину.

– Я отказался от показаний только из-за жены.

По залу пронесся едва слышный вздох разочарования.

– Не надо было ей ничего кричать, – шепнул Зайберт на ухо Климу. – Она выдала чекистам, что они с Николаем любят друг друга, а это лишняя точка давления. Скорутто небось пригрозили, что если он не признает вину, его супругу арестуют.

Клим мрачно кивнул. Все это напоминало «пляску смерти» – был такой аллегорический сюжет во времена Средневековья: ухмыляющийся скелет вел в хороводе людей всех званий и состояний, и что бы человек ни делал, силы рока все равно сводили его в могилу.

Сопротивление большевикам было абсолютно бесполезным.

5.

Клим вышел из Дома Союзов и сразу увидел Нину. Она приблизилась к нему – легкая и нарядная в своей маленькой соломенной шляпке и белом платье в цветочек.

– Добрый день! Как Китти?

– Нормально, – отозвался Клим, не поднимая глаз.

Не сговариваясь, они пошли к Охотному ряду. Навстречу им тек народ и, пропуская прохожих, Клим и Нина то соприкасались плечами, то расходились в разные стороны.

– Я знаю, куда надо отвезти нашу дочь, – сказала Нина. – Элькин прислал мне письмо… Он сейчас в Коктебеле – это маленькая болгарская деревня в Крыму. У его тетки там дом, и она сдает комнаты постояльцам. Элькин давно звал меня туда.

– Представляю твоего рафинированного муженька посреди крымской деревни! – хмыкнул Клим.

– Это я еду в Коктебель, а Оскар еще вчера отправился в Германию. Над улицей раздался грохот, и в воздухе повисло облако известковой пыли. Клим оглянулся: за забором, оклеенным театральными афишами, ломали церковь Параскевы Пятницы. Золотых куполов уже не было, а в стенах зияли дыры, через которые виднелись головы рабочих.

– У меня есть знакомый в Наркомате путей сообщений, и он заказал для меня купе, – продолжила Нина. – Вы с Китти можете поехать вместе со мной в Феодосию, а дальше мы автобусом доберемся до Коктебеля.

Клим в изумлении посмотрел на нее. Какое купе? Она думает, что он согласится куда-то с ней ехать?

– Дорогая моя… Между нами все кончено.

Лицо Нины исказилось – словно от боли.

– Ты же сам сказал, что Китти надо отвезти на юг!

– Я не приму от тебя никаких подношений.

– Почему?

– Потому что ты спишь с Рейхом! – в сердцах отозвался Клим.

Нина опустила голову.

– Так ведь и ты со своей Галей не пасьянсы раскладываешь.

– Побереги-и-ись! – раздалось из-за забора, и с церковной крыши с грохотом сорвалась балка.

– Ты хотя бы выслушал меня для начала… – с запинкой произнесла Нина. – Хотя чего я тут распинаюсь? Если ты готов из-за своей дурости угробить ребенка…

– Не шантажируй меня Китти! – рявкнул Клим, но Нина его перебила:

– В пятницу в два часа я буду на Курском вокзале: поезд на Феодосию, второй вагон, четвертое купе. Если захочешь – приходи.

Она развернулась и пошла прочь.

6.

Клим вернулся домой в полном смятении. Что Нина задумала? Ведь это безумие – ехать куда-то вместе, а уж тем более – в одном купе! Китти узнает, что «мама нашлась» – а дальше что?

Но вдруг ему не удастся достать железнодорожные билеты? Отпуск пролетит, лето кончится, а Китти так и будет болеть?

Клим отпер дверь в квартиру, и ему навстречу вылетела Галя.

– Ну, как твои шахтинцы?

– Хорошо, – отозвался он, думая совсем о другом.

А если все-таки поехать в Коктебель, то как быть с Галей? Когда Клим сказал ей, что хочет поехать на юг, она решила, что он непременно возьмет ее с собой – хотя ей никто этого не обещал.

Клим мрачно смотрел на ее короткие, севшие от бесконечной стирки носки, на тонкие ноги и помявшееся от долгого сидения ситцевое платье.

Зачем он связаться с ней? Все эти месяцы Клим оправдывал себя тем, что «она сама хотела», но это заклинание давно не работало. Он взял грех на душу, позволил Гале на что-то надеяться и теперь должен был либо сломать ей жизнь, либо вечно тащить на себе бессмысленный и тяжкий груз.

Она обняла его и поцеловала в щеку.

– Что ты так долго не приходил? Я соскучилась!

Не отвечать на ее проявления нежности – значит напрашиваться на испуганные вопросы. Отвечать – значит еще туже затягивать удавку на своей шее.

По его лицу Галя все равно догадалась, что что-то случилось.

– В чем дело? – в тревоге спросила она.

Клим сказал первое, что пришло на ум:

– Видел, как ломают Параскеву Пятницу. Жалко – ей ведь больше двухсот лет! Сейчас такое по всей стране творится: я читал в газете, что в моем родном Нижнем Новгороде горсовет постановил снести храмы на Благовещенской площади – чтобы они не мешали проводить парады.