– Ты посмотри, что делается! – пробормотал он, вытирая набежавшие слезы. – Прямо наизнанку выворачивает, а у меня ни одной таблетки не осталось. Слышь, чижик, если ты мне Рогова разговоришь, я попрошу Драхенблюта, чтобы он тебя восстановил на службе. Идет?
Галя кивнула.
Машина въехала во внутренний двор и остановилась перед тюремным зданием. Торопясь, Алов спрыгнул в снег:
– Пойдем, скорее! – позвал он Галю. – А то мне еще надо материалы Пятнадцатого съезда повторить. Голова совсем дырявая стала – ничего не помню!
Они прошли через проходную и спустились в подвал. Надзиратель – курносый парень в большой не по размеру фуражке – отправился с ними.
– Ну как там Разделочная Доска? – спросил Алов.
– Старается, стерва! – усмехнулся тот.
Они свернули в боковой коридор, и Галя услышала визгливый женский голос, орущий матом.
Алов с тревогой посмотрел на нее.
– Чижик, а ты-то чего трясешься? Тебя тоже лихорадит?
Надзиратель отпер дверь, из-за которой доносились вопли Разделочной Доски.
– Слушай, принеси Гале горячего чайку! – попросил у него Алов. – А то она совсем расклеилась.
– Сейчас организуем, – кивнул надзиратель.
Алов потрепал Галю по плечу:
– Ну все, я пошел. Будут результаты – сообщи.
Алов направился к буфету, куда уже набились сотрудники Иностранного отдела.
Все хватались за сердце и гадали, что будет. Руководить чисткой должен был Иванов – старый крючкотвор из Центральной контрольной комиссии; вторым назначили Драхенблюта, а фамилии последнего члена тройки никто не знал. Сотрудники Иностранного отдела молились, чтобы им не оказался кто-нибудь из лагеря Ягоды.
Алов присел за столик и достал из кармана сложенную вчетверо шпаргалку.
Так… Директивы по составлению первой пятилетки… план коллективизации… борьба с троцкизмом…
Господи, ну кому все это надо? Почему людям не дают спокойно работать?
Алов покосился на висевшие на стене часы: успеет Галя или не успеет вытянуть нужную информацию? Драхенблют наверняка будет спрашивать о Рогове. Пожалуй, надо велеть Разделочной Доске, чтобы она не стеснялась в средствах. Черт с ними, с дурацкими сантиментами! – Алову надо было себя спасать.
Он поднялся, чтобы дойти до тюрьмы, но в этот момент в буфет влетела раскрасневшаяся Этери Багратовна.
– Товарищи, пора на чистку! Комиссия уже собралась.
Все загомонили.
– А кого третьим-то назначили?
Секретарша обвела коллег взволнованным взглядом.
– Третьим будет товарищ Баблоян.
Чекисты захлопали в ладоши и закричали ура. Баблоян был веселым и незлобливым человеком, и нередко помогал сотрудникам Иностранного отдела. Как и все высшие партийные чиновники, он сидел одновременно на нескольких должностях, и курировал деятельность советских профсоюзных организаций за рубежом. А через профсоюзы можно было добиться многих жизненных благ.
– Драхенблют-то у нас какой умный! – громко восхищался Валахов. – То-то его не было все эти дни! Он наверняка пил водку с Баблояном и переманивал его на нашу сторону.
– Отлично! – потирал руки Жарков. – Ребята из Наркоминдела не меньше нашего ненавидят Ягоду. Им невыгодно будет, если он нас уничтожит.
Алов был единственным, кто не радовался известию о назначении Баблояна. Ему вдруг подумалось, что тот нарочно вызвался проводить чистку, – дабы уничтожить его и забрать Дуню себе.
Замок с грохотом защелкнулся за Галей, и она сделала шаг навстречу поникшей фигуре, прикованной к стулу.
– Мы еще не закончили! – рявкнула Разделочная Доска, недовольно глядя на Галю. Ее рыжая челка топорщилась надо лбом, как петушиный гребень.
– Я вас сменю, – не слыша своего голоса, проговорила Галя.
Она подошла к столу и, сделав над собой усилие, посмотрела на Клима. Он сидел, низко опустив голову; на землисто-бледном лице темнела многодневная щетина, волосы слиплись, губы запеклись.
Клим поднял измученный взгляд на Галю.
– Здравствуй…
Она отшатнулась. Да что же это делается? Да они тут все с ума посходили!
Разделочная Доска выхватила из кобуры пистолет и, оттолкнув Галю, подлетела к Климу.
– Ах вот ты как заговорил? Думаешь, ты тут подружек себе найдешь?
Она ткнула дулом под подбородок Климу и заставила его запрокинуть голову. На его шее алел тонкий и длинный кровоподтек – видимо, от удавки.
Разделочная Доска с силой ударила Клима в солнечное сплетение. Он сдавленно охнул и поперхнулся.
– Алов запретил его бить! – взвизгнула Галя.
Разделочная Доска повернулась и, положив пистолет на стол, поперла на нее грудью.
– А ты кто вообще? Может, тебе самой по морде съездить?
Скрипнула дверь, и в комнату вошел надзиратель с чаем.
– Держите! Только осторожно – там кипяток.
Разделочная Доска забрала у него стакан.
– Мерси.
Как только дверь за надзирателем закрылась, она подошла к Климу и несильно пнула его по ноге.
– Эй, слышь… Последний раз по-человечески спрашиваю: где скрывается Купина?
Она расстегнула Климу рубашку и пошарила у него за пазухой.
– Решай, покуда у тебя тут все мягонькое и теплое… А то полью кипятком и живого места не останется.
Клим дернулся всем телом.
– Не надо! – всхлипнула Галя.
– Та-а-ак, сотрудничать не хотим! – пропела Разделочная Доска и начала медленно поднимать стакан. – Требуется оперативное вмешательство!
Галя схватила со стола пистолет и выстрелила ей в голову.
Клима втолкнули назад в камеру. Разговоры тут же смолкли, и арестанты замерли, в ужасе глядя на него.