В газетах то и дело появлялись статьи об изменниках, которые уезжали в заграничные командировки и отказывались возвращаться в СССР. Невозвращенцами стали личный секретарь Сталина Бажанов, видные чекисты Думбадзе и Ибрагимов и многие другие. Это было бегство с тонущего корабля. Каждый из партийцев знал, что его в любой момент могут привлечь даже не за собственные грехи, а за дружбу с неугодным лицом. Причем наперед нельзя было сказать, кто завтра окажется в опале.
– А вы не могли бы помочь мне организовать интервью со Сталиным? – спросил Клим. – Я думаю, что в обмен на него «Юнайтед Пресс» помогло бы вам решить проблему с немцами Поволжья.
– У меня нет такой проблемы – она есть у вас, – насмешливо сказал Баблоян. – Всего хорошего!
В системе большевистских ценностей доступ к товарищу Сталину стоил гораздо дороже каких-то там немцев. В любом случае Баблоян не собирался им торговать.
«Книга мертвых»
Алов устроил Гале разнос:
– Ты говорила, что Рогов в отпуске? Да он давным-давно в Москве! Мне сегодня звонили из Центрального аэродинамического института: на их территории есть церковь, и он устроил в ней приют для бродяг, и подбивает иностранцев помогать им.
– Я ничего не знала… – лепетала Галя.
Ее веки пылали, в горле застыл комок. Почему Клим не позвонил ей и не сказал, что вернулся?!
– Что-то здесь нечисто! – повторял Алов, потрясая желтым крючковатым пальцем. – Иди к Рогову и без обстоятельного доклада не возвращайся!
Галя как во сне добралась до Чистых Прудов.
– Ой, кто пришел! – воскликнула Капитолина, открывая ей дверь. – Барин, глянь, какая гостья к нам пожаловала!
Галя вздрогнула: ее уже называют тут «гостьей»?
Клим сидел за «Ундервудом» и дописывал статью – сам, без ее помощи.
– Подожди минуту – мне надо кое-что доделать.
Он листал словарь и что-то писал в блокноте, а она сидела напротив и терзала полотняную ручку от сумки – пока та не оторвалась.
«Чужой… совсем чужой!» – думала Галя, глядя на сосредоточенное лицо Клима.
– В ОГПУ знают о том, что ты устроил в лютеранской церкви, – проговорила она.
Клим наконец оторвался от бумаг.
– А какое им дело?
– Ты что – действительно не понимаешь? Иностранные подданные не имеют права вмешиваться во внутренние дела СССР! Это враждебные действия по отношению к Советской власти!
– Это просто частная благотворительность.
– Нет у нас никакой благотворительности! Всем, кому надо, государство и так помогает.
Не помня себя, Галя вскочила.
– Ответь мне – почему немцы? Мы же с ними воевали… Они стольких людей погубили во время Мировой войны!
– Эти немцы – советские граждане: они никого не губили.
– Мне без разницы! Как ты мог помогать им, когда нам самим нужна помощь?
Клим скрестил руки на груди.
– Ты ревнуешь, что ли?
– Да, ревную! – в сердцах отозвалась Галя. – Ты уехал неизвестно куда, ничего мне не сказал, а потом выяснилось…
Она зажала рот ладонью, чтобы не зарыдать.
– Я не хотел, чтобы об этой истории узнало твое основное начальство, – сказал Клим.
– И ты поэтому отстранил меня от дел?
Он кивнул.
– Да я уволюсь из ОГПУ – ты только скажи! – страстно воскликнула Галя. – Мне ничего от них не надо – ни талонов, ни жалования… Я никогда не предам тебя!
Клим укоризненно посмотрел на нее.
– Спасибо, конечно… Но если ты уволишься, у тебя будут большие неприятности.
– Ну и пусть! Я люблю тебя!
Галя ждала его ответа, но Клим сказал совсем не то, на что она надеялась:
– Не корми Китти шоколадом, ладно? Оказывается, она именно от этого болела.
– Так мне завтра выходить на работу? – помедлив, спросила Галя.
– Выходи. – Клим показал на стопку конвертов, лежавших на столе. – Все это надо будет разнести по адресам.
По дороге домой в Галиной голове сложился новый план: ей надо было уволиться из ОГПУ. Капитолина скоро выйдет замуж, ее чуланчик освободится, и Галя переедет к Климу.
«Надо будет – прислугой ему стану!» – самозабвенно думала она, и эта мысль показалась Гале правильным ответом на все вопросы.
Придя домой, оно обнаружила, что дверь в ее комнату не заперта, а на столе лежит записка, написанная рукой Таты:
Галя в изумлении смотрела на записку: откуда она взялась? Где Тата? Что с ней случилось?
Из шкафа раздалось тихое сопение, и Галя рывком открыла обе дверцы.
Закинув руки за голову, Тата лежала на своем тюфячке.
– Ты как тут оказалась?!
– Приехала зайцем на пригородных поездах, – убитым голосом отозвалась Тата.
– Ты сбежала из интерната?! Но почему?
– Они сказали, что исключат меня из пионеров.
– За что?
– За крестик!
Татино лицо скривилось, и она тихонько завыла.
– Я им сказала, что у меня папа – комиссар, и что он только две вещи мне оставил – пепельницу и крестик, и поэтому я его ношу. А они мне не поверили и сказали, что я нарочно наговариваю на отца, чтобы прикрыть свою религиозность. Я не дам им исключить меня из пионеров – я лучше умру! Только ты отправь меня в новый крематорий – тот, который в бывшей церкви Серафима Саровского. Сейчас там установили новые печи из Германии: за два часа от тебя остается лишь килограмм фосфорнокислого кальция. Это нам лектор из общества «Друзья кремации» объяснил.