Князь советский - Страница 48

Сразу с вокзала он отправился на Лубянку к своему старому знакомому, Глебу Арнольдовичу Драхенблюту – начальнику Иностранного отдела ОГПУ.

Чернявая секретарша впустила Оскара в просторный кабинет с портретами вождей на стенах. Несмотря на дневное время, его окна были закрыты тяжелыми портьерами, и сквозь мелкие дырочки в ткани в комнату пробивались тонкие лучи света.

Лампа под зеленым колпаком освещала заваленный бумагами стол, аппараты внутренней связи и бледного, щуплого человека с высоким лбом и редкими русыми волосами.

Оскар расплылся в дружественной улыбке и протянул ему руку:

– Как поживаете?

Но Драхенблют не ответил на его приветствие и указал на стул, стоявший у стены:

– Садитесь.

Он долго возился с какими-то желтыми карточками, щипал себя за усы и поправлял средним пальцем сползавшие на нос очки.

С каждой минутой напряженного молчания Оскар чувствовал себя все неуютнее. В который раз он подумал, что фамилия «Драхенблют» как нельзя лучше подходит начальнику Иностранного отдела: в переводе с немецкого она означала «драконья кровь».

В начале прошлого века его предки наверняка жили в Австро-Венгрии, где имперские чиновники вписывали в иудейские документы что бог на душу положит. Евреи побогаче платили взятки и становились Розенфельдами – «розовым полем» или Гольдфаденами – «золотой нитью»; середняки получали фамилии вроде Вайнштейн – «винный камень», а бедняк мог оказаться Роттенбергом – «гнилой горой» или Драхенблютом – «драконьей кровью».

Наконец Глеб Арнольдович отложил в сторону карточки и уставился на Оскара холодными серо-голубыми глазами.

– Очень хорошо, что вы ко мне зашли, – проговорил он сухо. – Мне на вас жалуются.

– Кто?

– Неважно. Вас пригласили в Советский Союз и обеспечили все условия для работы – чтобы вы привлекали к нам иностранные капиталы. И что мы имеем в результате? Знаете, какая у нас доля концессий в общем объеме промышленности? Ноль целых шесть десятых процента.

Оскар попытался говорить спокойно:

– Я ничего не могу поделать, если ваше правительство постоянно ссорится со всем миром. После китайской истории в Вашингтоне даже не заговаривают о том, чтобы признать СССР…

– Ну так что же вы не убедили своих конгрессменов в том, что с нами надо налаживать отношения? В США демократия, американские рабочие поддерживают нас… Вы должны были надавить на политиков!

Господи боже мой… Какие рабочие?! Какие конгрессмены?! В Кремле и на Лубянке судили США по донесениям агентов, которые вставляли в свои депеши то, что хотело прочесть начальство, и то, что им самим было выгоднее.

Напишешь, что рабочие такого-то завода готовы взбунтоваться – и тебе дадут денег на революционную борьбу. Ты по ним отчитаешься: мол, пустил все в дело – и кто докажет, что ты врешь, как сивый мерин, и все растратил на шлюх и казино?

Советы ничего не могли предложить американским фермерам и рабочим: те мечтали не о Мировой революции, а о собственном доме, автомобиле и победе любимой спортивной команды. Социализмом бредила только левацки настроенная интеллигенция, наслушавшаяся пропаганды Коминтерна и понятия не имевшая о том, чем и как живут люди в СССР.

Разубеждать Драхенблюта было бесполезно.

– Министерство торговли США выпустило бюллетень, в котором написано, что в скором времени советское государство непременно рухнет, – принялся оправдываться Оскар. – Все крупные бизнесмены читают такие бюллетени и полностью доверяют им.

– Вам дали несколько лет, чтобы вы доказали свою полезность, – сузив глаза, проговорил Драхенблют. – Вы не справились, так что нам придется вас ликвидировать.

– То есть как?! – ахнул Оскар.

– Ну, что вы сразу занервничали? Не в прямом смысле – мы просто закроем ваше предприятие. У нас будет плановая экономика: мы соберем данные о мощностях и потребностях в стране, а потом централизованным способом распределим – что и кому делать. Вам больше нет места в советской системе.

– Вы не можете закрыть мою фабрику! – вскричал Оскар. – У нас подписан договор с Главным концессионным комитетом!

Драхенблют вынул из стола папку и отыскал в ней отпечатанную под копирку бумагу.

– Знаете, что это? Служебная записка от зампредседателя ОГПУ Генриха Ягоды: он уведомляет членов Центрального Комитета партии, что иностранный персонал на вашей фабрике поголовно состоит из шпионов.

Оскар сглотнул. Все понятно: во времена экономических трудностей денег у чекистов стал заметно меньше – в иные месяцы на Лубянке даже задерживали зарплату. Они могли улучшить свое положение только двумя способами: либо запугать директоров предприятий и заставить их откупаться, либо намекнуть в Кремле, что кругом затаились враги, и государство должно увеличить ассигнования на борьбу с ними.

– Я подам в суд… – дрогнувшим голосом произнес Оскар.

Драхенблют с усмешкой посмотрел на него.

– Валяйте! Можете даже объявить нам войну.

Он вышел из-за стола и, подойдя к Оскару, положил руку ему на плечо.

– Послушайте, я вам не враг, и если вы нам поможете, я спасу вас от Ягоды. Нам надо продать крупную партию древесины за рубеж: валюта нужна – спасу нет! Немцы сейчас затеяли строительство железной дороги и им требуются шпалы, но там в совете директоров засели ярые антисоветчики и они не хотят иметь с нами дела. Нам необходим посредник, который все уладит. Я знаю, что у вас есть связи в Берлине, и если вы добьетесь успеха, я сделаю так, чтобы вашу фабрику не отобрали, а выкупили, и мы расстанемся по-хорошему.