– Он же лично тебе ответил! Несмотря на то, что тебя считают «недружественным»!
Клим хмыкнул:
– Вот так подарочек под Рождество…
– Он написал, что в будущем ситуация может измениться! Тебе нельзя уезжать из Москвы, иначе ты упустишь этот шанс!
– Галя, ты не понимаешь…
– И никогда не пойму! – перебила она. – У тебя все хорошо: у тебя есть дом, работа и друзья, а за границей придется начинать все сначала. Как ты собираешься возмещать расходы на квартиру? Ты же взял на нее кредит, а Элькин тебе ничего не вернет: у него все в дело пущено. О, господи!.. Нельзя же вот так запросто разрушать свою жизнь!
Галя подошла к Климу и обняла его.
– Что бы ни случилось, я буду рядом! И всегда буду помогать тебе!
– Спасибо. – Он глубоко вздохнул. – Насчет отъезда – это глупости конечно. Все пройдет.
Галя вдруг поняла, что он смотрит на ее шрам: впопыхах она забыла застегнуть платье.
У Клима на груди тоже белел рубец от глубокой раны, которую, кажется, не зашивали, и она срослась вкривь и вкось.
– Можно я спрошу: «Что это у тебя?» – смущенно спросила Галя. – А то потом каждый раз буду пялиться.
– Бандитская пуля, – отозвался Клим.
– Почти в сердце попала?
– Вроде того.
Галя с облегчением вздохнула: она намекнула на то, что еще не раз увидит этот шрам, и Клим не стал с ней спорить.
Как бы узнать, что с ним произошло? Негоже было оставлять его наедине с черными мыслями, но Галя понимала, что Климу нужно побыть одному.
– Я пойду, – мягко сказала она. – Африкан проводит меня.
На прощание Клим взял Галю за плечи, чуть отстранился и будто впервые взглянул на нее.
– Хорошая ты все-таки, Галина Сергеевна!
Она поцеловала его в губы.
– Ты тоже ничего.
Клим все-таки стал ее любовником! – поверить в это было совершенно невозможно.
Только бы ничего не испортить! Только бы ненароком еще раз не ошибиться и не ляпнуть что-нибудь такое, что ему не понравится!
Надо купить новый лифчик, и остальное белье тоже… Черт, придется опять залезать в долги в ОГПУ-шном кооперативе!
При мысли об ОГПУ Галя поежилась. А вдруг Алов узнает, что она променяла его на иностранца? Он был жутким собственником и считал, что мужчина может изменять – у него природа такая, а женщина должна безраздельно принадлежать своему господину.
Как быть с посиделками в его кабинете? Ведь немыслимо отдавать себя Алову после того, как у нее завязались отношения с Климом! А если отнекиваться, тот сразу заподозрит неладное.
«Навру ему, что у меня началась женская болезнь, – решила Галя. – Если надо – добуду справку от доктора».
Проезжая мимо церкви Архангела Гавриила, Галя подняла глаза на смутно поблескивающий в темноте крест и поклялась, что не будет больше курить и бить Тату. У нее начиналась новая жизнь – полная волнений, страхов и небывалых надежд.
Клим закрыл за Галей дверь и вернулся в комнату. Сел за стол. Открыл «Книгу мертвых».
В его дневнике записи не соответствовали числам, указанным на страницах, и последние, еще декабрьские откровения попали на апрель:
Клим обмакнул перо в чернила и приписал снизу: «6 января: умерла Нина. (1928 г.)»
Он долго сидел, глядя на влажные фиолетовые буквы. От настольной лампы веяло электрическим жаром… На собственных пальцах, вокруг ногтей, все еще темнела кровь человека, который пытался похитить Китти: впопыхах Клим не успел как следует вымыть руки.
Он принялся брезгливо оттирать кровь промокашкой, потом бросил… Какая, к черту, разница?
Когда Галя целовалась, от нее нестерпимо пахло табаком и каким-то лекарством. Жалкий суррогат, отчаянная попытка сжечь мосты и доказать самому себе, что возврата в прошлое не будет.
Но Галя, по крайней мере, не предаст… Или это только кажется? Ведь она пишет на него доносы в ОГПУ, и предавать – ее профессиональная обязанность.
Скрипнула входная дверь.
– Барин, ты чего не спишь? – послышался голос Капитолины. – Я в церкви помогала с уборкой, вот и припозднилась… А ты все работаешь?
Она заглянула в комнату и в веселом недоумении посмотрела на Клима.
– Во дурной! В такой великий праздник и работает! Ой, я ж тебя не поздравила! С Рождеством! Я тебе утиралочку новую вышила.
Она сбегала к себе и вернулась с носовым платком и парой варежек.
– Это тебе, а это Китти. Если б у меня пряжа осталась, я бы и Тате связала. Галя говорит, что у ейной дочки рукавиц нету и от этого завсегда сопли текут.
Клим подарил Капитолине два рубля и еще один сверху – на нитки для Татиных варежек.
– Ну ты у нас не барин, а золото! – ахнула она. – Всех девок осчастливил под самую завязочку.
Капитолина размотала платок и спрятала деньги за пазуху.
– Пойду к колдуну и попрошу, чтобы он мне жениха присушил, – сказала она, покраснев. – Хорошо б попался делегат из Нарпита или член завкома. А еще мне один красноармейчик нравится – что в Мавзолее Ленина сторожит. Я уж два раза в очереди стояла и все на него любовалась. Трудно ему, сердечному: не вздохни, не моргни и только думай о том, как бы народ вождя не спер!
– А ты что, веришь в колдунов? – спросил Клим.
Капитолина уперла руки в бока.
– Они, знаешь, какие сильные бывают! Они тебе кого хошь присушат… – Она огляделась, подыскивая должный пример, и увидела на ковре книгу со сказками. На ее обложке была нарисована Спящая Царевна в хрустальном гробу. – Вон хоть ее!
Клим невесело усмехнулся: хороша аллегория! Его Нина – та, прежняя, – действительно попробовала запретный плод и заснула вечным сном. Она дышала, ее сердце билось – но толку-то что? Сон разума рождает чудовищ, и от Нины действительно ничего не осталось, кроме внешней оболочки.